Не раз историки упрекали Николая II в утрате инстинкта самосохранения, но эти упреки в основном касались реформирования центральных органов власти. Но мало кто обращает внимание, насколько остра и актуальна была проблема управления регионами, где закладывались основы будущих потрясений. Если В. П. Булдаков говорит о революции 1917 г. как о «спрятавшейся» до поры до времени смуте[3], то, надо полагать, «пряталась» она именно в регионах. В 1917 г. унитарная Россия развалилась, не найдя оптимальной системы управления регионами и оптимального соотношения самоуправления и централизованного управления. В процессе формирования территориально гигантского общества не удалось в достаточной степени сформировать сбалансированный механизм интеграции расширяющегося пространства.
Предопределенность двоевластия, которое, по мнению многих исследователей, было не эпизодическим, но практически постоянным явлением русской истории, связана с расколом в российском обществе, существовавшим давно и принявшим в начале ХХ в. крайне болезненные формы. При этом следует отметить, что двоевластие существовало на всех уровнях, а не только на уровне высшей власти, как это иногда трактуется[4]. Одной из важных форм двоевластия являлось отношение государства с управлением сельских миров, с волостным и сельским управлением.
Непосредственным источником двоевластия стал разрыв между обычным правом, стойкостью институтов обычного права в политической культуре и практике, их противостояния государству, с одной стороны, и государством, которое стремилось создать систему современного рационального законодательства для всего российского общества. Парадоксально, но в императорской России «вертикаль власти» ограничивалась уездным уровнем. В сельских мирах, на уровне сельской общины и волости государство и коронная администрация почти не присутствовали. Вплоть до революционных событий 1917 г. сельское и волостное самоуправление в России оставалось сословным, традиционнопатриархальным с сохранением обычного права. В огромной крестьянской стране большинство населения практически не пересекалось, не сталкивалось с государством. Исключение составляет реформа 1889 г. и введение института земских начальников, которое следует расценивать, как запоздалую попытку правительства установить контроль над крестьянским общественным самоуправлением, искоренить злоупотребления и помочь крестьянам адаптироваться к новым условиям стремительно модернизирующейся России.
Но не только сохранение сельских миров с их традиционным управлением, но и создание всесословного демократического самоуправления в городах, уездах и губерниях в 1864 и 1870 гг. усугубило проблему двоевластия и раскола в российском обществе, поскольку и земства и органы городского самоуправления оказались вне государственного аппарата. В российских губерниях и уездах образовались два центра управления — управление и власть государства и управление вне государства. Среди специалистов в области государственного управления давно подмечено, что на природу государственных кризисов надо смотреть с точки зрения баланса интересов общества и государства. С этой точки зрения, стратегия органов государственной власти в период преодоления кризиса должна базироваться на расширении прав местного самоуправления, на том, что часть своих властных полномочий центр сбрасывает на нижний уровень управления, оставляя за собой наиболее важные, необходимые для обеспечения жизнедеятельности страны. В Западной Европе принципы и формы демократии «малых пространств» формировались в результате длительного и непрерывного процесса поиска компромисса в согласовании интересов общества и государства. Поэтому местное самоуправление можно рассматривать как отработанный веками механизм взаимодействия территориальных сообществ и государства, главная задача которого — согласование соответствующих интересов. К сожалению, в России в кризисные переломные моменты (после поражения Крымской войны, накануне первой революции в начале ХХ в.) такого сброса властных полномочий вниз не произошло.