Под суровой дисциплиной иногда понималось унизительное обращение придирчивого инструктора с выжатым, как лимон, рекрутом. Бывало, что рекруту, уронившему патрон при снаряжении винтовочной обоймы или магазина пистолета-пулемета, приходилось подбирать его зубами. Когда один рекрут, попавший в подобную ситуацию, осмелился подобрать патрон руками, реакция унтерфюре-ра-инструктора не замедлила себя ждать:
«Он побагровел, как помидор, прорычал что-то невразумительное, передал отделения своему заместителю, а сам занялся лично мной. Начали мы с приседаний. Мне предстояло в наказание сделать пятьдесят приседаний, держа винтовку перед собой на расстоянии вытянутой руки . На двадцать первом приседании я устал. Я просто не мог приседать дальше. Сделав из последних сил еще одно приседание, я опустил винтовку и встал, опираясь обеими руками на ее приклад. Я понимал — со мной все кончено. Я тупо слушал, как он орет на меня, но это оставляло меня совершенно равнодушным, и вдруг я совершенно перестал себя контролировать. И я вдруг разрыдался, хотя прекрасно понимал, что плакать перед строем не пристало ни мужчине, ни солдату. Я просто больше не мог. Увидев, что я плачу, он заорал: «Вы только поглядите на него! Плакса! Маменькин сынок! Плачь, детка, плачь! Да слыханное ли это дело, чтобы эсэсовец — и вдруг ревел, как баба?! Да все твои предки сто раз в гробу перевернутся! И с таким народом мы собираемся вести войну?!» И так далее, и тому подобнее. Тут протрубили общий сбор, занятия окончились, и все пошли на построение. А мне пришлось мыть целую неделю все уборные на первом этаже казармы, и каждый раз он приходил с проверкой. А после проверки он бросал на пол патрон и говорил: «А теперь подними!» И я поднимал его, как полагалось—зубами .»9
Интенсивность и жесткость учебных программ постоянно возрастала. Даже перед уходом в увольнение рекрут был обязан складывать свой носовой платок строго предписанным образом. Если солдатская книжка оставляла на мундире хотя бы малейшую складку, обладателю этого мундира грозила невыплата жалованья. Правила становились все более строгими по мере обострения военной обстановки, и целью стало завершить военное обучение к сентябрю 1940 года.
Заключение
Таким образом, вследствие изложенных выше причин дивизия СС Викинг к лету 1941 представляла собой достаточно мощное и хорошо организованное многонациональное воинское соединение, которое включало в себя кроме имперских немцев нордические народы: норвежцев, датчан, голландцев, валлонов, а чуть позднее, и финнов. Этих людей вела в бой под знаменами Гитлера ненависть к коммунизму и желание приобрести себе и своим странам блага в будущем германском Рейхе. Многие из них думали, что защищают свою землю, но вторгнувшись в чужую, они из защитников превратилась в агрессоров. Их война против коммунизма превратилась в войну против русского народа. Кто-то был обманут гитлеровской пропагандой, для кого-то это был самообман.
Эти люди разделили судьбу фашизма. Многие из них полегли на полях сражений в России и Европе, многие попали в плен. Но и судьба выживших была тяжела. Все страны послевоенной Европы в той или иной мере осудили их деяния и привлекли к ответственности наравне с рехдойчами.
Совершенно очевидно, что поступки большинства эсэсовцев не могут быть оправданы никакими смягчающими обстоятельствами. Международный суд в Нюрнберге констатировал, что СС использовались для целей, которые являются преступными, «включая преследование и уничтожение евреев, пытки и убийства в концлагерях, эксцессы на оккупированных территориях, осуществление программы рабского труда и плохое обращение и умерщвление военнопленных». Далее в приговоре суда говорилось, что Ваффен-СС «в теории и на практике являлись неотъемлемой частью организации СС, такой же, как и любая другая ее ветвь», и что они «несут прямую ответственность за убийства пленных и массовые казни на оккупированных территориях».